композитор
Николай МОРОЗОВ

«Женитьба» Николая Гоголя в Русском драматическом театре

Петербургский десант, не так давно приземлившийся в Русском драматическом театре с предложением «Женитьбы», оказался в весьма двусмысленном контексте: при слиянии партий и расколе нации объединение двоих  людей выглядит экзотическим и несвоевременным решением. Тем более, что принимая такое решение, приходится тратить немало дорогого времени – предаешься мечтам, вскоре они представляются сомнительными, наконец, заболеваешь предсвадебной меланхолией, а это отвлекает от пульса общественной жизни и вызывает политическую апатию.

Однако каждая женитьба – удвоение капитала, а это, хочешь не хочешь, тоже политика. По отношению к гоголевской «Женитьбе» политика театра представляется и амбициозной, и прозорливой: полюбившей в последнее время общественные мероприятия публике нравятся и хорошие театральные мероприятия - классики всегда дают хорошие советы.

Спектакль родился в результате совместных творческих и спонсорских усилий. Кстати, в двух вильнюсских театрах почти одновременно сложилась весьма любопытная ситуация: в одном зрителей призываются повернуться на Запад, в другом рука протянута на Восток...

Молодой режиссер, пятикурсник Петербургской театральной академии Андрей Черпин, предложивший русскому драматическому театру свою сценическую версию «Женитьбы» Николая Гоголя, кажется, не был женат. В противном случае, стал ли бы он так углубляться в сомнения Подколесина (актер Сергей Зиновьев - пер.), коего хотят заставить жениться, и сомнения эти тем сильнее,  чем больше его дружок Кочкарев (актер Александр Агарков – пер.)  старается их погасить. Всеми возможными красками Кочкарев расписывает преимущества семейной жизни, важнейшее из которых то, что вскоре вокруг Подколесина забегают его маленькие копии. Но надо еще подумать, так ли сильно хочет этого сам Подколесин?

Вот и раздумывает Подколесин, путается, тянет со смотринами, а между тем собственный парад женихов организует сваха Фекла Ивановна, почти загоняя в угол невесту Агафью Тихоновну и вынуждая Кочкарева принимать еще более решительные меры. Пока в головах Подколесина и Агафьи Тихоновны вертится гамлетовский вопрос выбора, Кочкарева терзает вирус свадебного стресса. Противоядие от него только одно – неотложное бракосочетание.

В головах действующих лиц хаос, однако этого не скажешь о режиссере и спектакле: все возможные «за» и «против», связанные с женихом, невестой, браком, здесь тщательно взвешены, осмыслены логически и аргументированы, подкреплены каждым передвижением ширмы. Приняты во внимание не только материальная польза, но и потребности души: кажется, гоголевские персонажи – не только свиные рыла, а в то же время существа чувствительные и хрупкие, симпатичные и нежные, независимо от их веса или комплекции.

Неважно, что слабые ноги едва удерживают Жевакина (актер Эдуард Мурашов), его душа жаждет любви; неважно, что невеста нравится Анучкину

(актер Михаил Макаров), но ведь она не знает французского языка; неважно, что Яичнице (актер Виктор Митяев) есть за что невесту ухватить и что пощупать, но ведь ее дом не каменный и приданное сомнительно. Сваха Фекла Татьяны Гензель представляет женихов, как на подиуме, – все они здесь красивы и полны сил, а слезут – уйма недостатков. Невеста Агафья Ажеелы Бизунович гадает по их головам и лепит из всех одну – идеальную, но разве сердцу, скачущему на пуантах, прикажешь.

            Режиссеру Черпину и его единомышленникам – художникам Маше Лукке и Александру Мохову, а также композитору Николаю Морозову на сцене Русской драмы  помогает «свадебный хор» (тон музыке и действию спектакля задают настоящие музыканты, по случаю нерядового события сплотившись в свадебно-похоронный оркестр) – это весело и пронзительно громыхает многоголосая песня предсвадебных мук. В нее вложены и сказочные мотивы, народные петрушечные, и опереттно-балетный стиль, даже крупицы мелодрамы, лепящиеся один к другому сольные номера, монологи припевы и дуэт смотрин. Эти дуэты, звучны, особенно «зарождающегося чувства» между Подколесиным и Агафьей – двух мягких тел, которые еще не умеют изящно подольститься, найдя один другого, всматриваются, пытаются завязать разговор...

            Создатели спектакля из Петербурга оказались весьма мудрыми и тонкими – они постарались не давать незнакомой группе невыполнимых заданий, а с учетом возможностей каждого актера, увеличить и декорировать то, что соответствовало бы и гоголевским персонажам, и уже модернизованной версии «Женитьбы».

            Модерновость спектакля – не в отсутствии места и времени действия (хотя при большом желании всю эту историю можно представить и как происшествие, например, в муравьевской Литве (имеется в виду то время, когда генерал-губернатором края был царский наместник Муравьев, получивший прозвище «Муравьев-вешатель» - прим. пер.), а внешний минимализм, когда из ярких пятен костюмов, легких металлических столов на колесиках и металлических стульев (игривая ссылка на серьезную трагедию другого режиссера?), тем более, не форсируемых комических игровых штрихов, в темном и почти пустом пространстве создается заключенная перед огромными белыми дверьми свадебная фантасмагория...

            ...На протяжение всего спектакля вместе с колеблющимся Подколесиным режиссер, наконец, выбрасывает последний и самый важный аргумент против женитьбы – похоронный марш и свиные рыла гостей за обильно уставленным яствами столом.  Словно могущественная сила, этот аргумент выталкивает жениха прочь через стекло запертой двери – пусть не видит он застывшей, как кукла, и в истошном крике зашедшейся невесты, пусть возвращается счастливый и свободный в свою ванну и радуется холостяцкой независимости. Как бы то ни было, это капитал!

            Однако по отношению к Русскому драматическому театру эти слова были бы святотатством. Если бы не обильно посетившие премьеру спонсоры и жаждущие классики зрители, затеявшие «Женитьбу» отправились бы в Петербург порожняком.

Але Стрик, еженедельник «7 дней искусств» /“7 meno dienos”/. 6 февраля 2004 г.